Сон № 9 - Дэвид Митчелл

– Имя, пожалуйста!

– Э-э, простите. Я ищу клуб «Пиковая дама».

– «Пиковая дама»… секундочку…

Стук клавиатуры.

Мисс Взбитые Сливки слизывает пену с каблучков-шпилек.

Стук клавиатуры.

– «Пиковый интерес»… «Пикник втроем»… Извините, такого нет.

– Вы уверены? Я был там вчера вечером. Может, у них новый номер?

Миссис Венник на помеле, рядом пузырь со словами: «Вперед! Назад! И весело тряхнем!»[81]

– Новые номера добавляются в компьютер по мере регистрации.

– Значит, номера «Пиковой дамы» у вас в компьютере нет…

– Должно быть, он не указан в справочнике.

Странно.

– Что же это за клуб такой, если он скрывает свой телефонный номер?

– Должно быть, очень эксклюзивный клуб. Извините, ничем не могу вам помочь.

– Да, конечно. Спасибо.

Вешаю трубку. Большая карточка исписана детским почерком. Телефонного номера нет. «Если хочешь секса со мной, я снаружи». Оглядываюсь. Она смотрит сквозь стекло прямо на меня. Шестнадцать? Пятнадцать? Четырнадцать? У нее больной взгляд. Она медленно прижимает губы к стеклу. Я удираю быстрее, чем Таракан.

Дверь в полицейский участок открывается туго. Толкаю изо всех сил, и она со скрипом подается. Выцветшие плакаты «В розыске» с фотографиями последователей «Аум Синрикё»[82], «Набери 110», «Вступи в полицию и служи Японии». Спасибо, обойдусь. Картотечные шкафы. Черно-белые настенные часы с бегущей секундной стрелкой, такие висят во всех государственных учреждениях. Календарь с логотипом «Сити-банка», шелестящий под дуновением вентилятора. Полицейский, откинувшись назад и заложив руки за голову, медитирует. Он приоткрывает глаз:

– Чего тебе, сынок?

– Извините, я ищу клуб.

– Ты ищешь клуб? – Слова сочатся из уголка губ.

– Да.

– Любой подойдет? Или какой-то конкретный клуб?

– Я ищу конкретный клуб.

– Ты ищешь конкретный клуб.

– Да.

Вдох, долгий, как конец света. Поднимается второе веко. Два налитых кровью глаза. Молчание затягивается. Он наклоняется вперед – стул скрипит – и разворачивает на столе карту[83]. Вверх ногами.

– Как звать?

– Эйдзи Миякэ.

Долгий пристальный взгляд.

– Да не тебя, гений. Клуб как называется?

– Э-э, простите. «Пиковая дама».

Полицейский мрачнеет:

– Ты член этого клуба?

Я сглатываю:

– Не совсем. Я там был. Вчера.

Он хмурится, как будто я что-то скрываю:

– По приглашению?

Я киваю:

– Да.

Он рассматривает меня под другим углом:

– И ты снова хочешь туда пойти? Зачем?

– Мне нужно поговорить с одним… знакомым, который там работает.

– Тебе нужно поговорить с одним знакомым, который там работает. Сколько, говоришь, тебе лет?

– Я, э-э, этого не говорил.

– Ясно, что не говорил, гений. Поэтому я и спросил. Сколько тебе лет?

Это еще зачем?

– Двадцать.

– Документы.

Нервничая, открываю бумажник и протягиваю ему водительские права. Полицейский скрупулезно их изучает:

– Эйдзи Миякэ, житель префектуры Кагосима. Приехал в Токио найти работу?

Я киваю. Он читает дальше:

– Дата рождения – девятое сентября. Двадцать тебе исполнилось вчера, так?

– Так.

– Значит, во время посещения вышеупомянутого клуба ты еще не достиг возраста, когда разрешается распитие спиртных напитков? Так?

– Я был в «Пиковой даме» вчера. В свой день рождения.

– Ты был в вышеупомянутом клубе вчера. В свой день рождения.

– Все, что мне нужно, – это адрес клуба.

Он изучает мое лицо, будто ищет разгадку. В конце концов возвращает мне права.

– Все, что я могу тебе посоветовать, – это получить вышеупомянутый адрес, позвонив вышеупомянутому другу. «Пиковая дама» не значится ни на одной из моих карт.

Конец. Я кланяюсь и ухожу, с трудом закрывая дверь, а он все запоминает мое лицо.

Признаю свое поражение. Ноги вот-вот отвалятся. Обхожу все улицы и переулки в Сибуя по крайней мере дважды, но «Пиковой дамы» нигде нет. Покупаю банку «Калпис»[84] и пачку «Севен старз», присаживаюсь на какую-то ступеньку. Может, Даймон в бильярдном зале? Вряд ли. Теперь он наверняка будет меня избегать и еще долго туда не сунется. Ну почему Мириам вчера вечером не сказала, что знает моего отца?! Кстати, откуда она узнала, как меня зовут? Ну да, Даймон несколько раз обращался ко мне по имени. Но «Миякэ» – распространенное имя. А еще Даймон сделал запись в книге посетителей, и она, должно быть, заметила необычные иероглифы для «Эйдзи». Отец наверняка говорил обо мне. Я делаю большой глоток из банки и закуриваю сигарету. Отец посещает эксклюзивные клубы – еще один штрих к тому, что мне о нем известно. Он богат. Представляю, как дым клубится в легких, будто пыль в залитых солнцем шахтах. Столкнуться с Мириам у пруда Синобадзу – не такая уж и неожиданность. Она любит кормить уток – много ли в Токио мест, где можно кормить уток? Пристраиваю сигарету на край банки и пролистываю выроненную Мириам библиотечную книгу. Вот это здорово! Получить по яйцам от женщины, которая обслуживает моего отца. Нет. Тут что-то не так. Странно. Слишком много совпадений. Ну и что? Надо найти им объяснение – вот вам и план «Г». Интересно, отец – такой же бабник, как отец Даймона? Я-то думал, что он изменяет супруге, но верен любовнице. В принципе, я просто хочу с ним встретиться, а не осуждать. Сигарета скатывается с банки, которая вдруг сама по себе дрожит, раскачивается и…

…падает, стонет земля, поют оконные стекла, трясутся здания, ох, я трясусь, сочится адреналин, обрываются на полуслове миллионы фраз, замирают лифты, миллионы токийцев ныряют под столы и в дверные проемы – я сжимаюсь в комок, защищаясь от обломков каменной кладки, – и весь город и я вместе с ним возносим горячие молитвы кому угодно – кому угодно – Богу, богам, ками[85], предкам – тому, кто слушает: пусть это кончится пусть это кончится пусть это кончится сейчас же, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть оно не будет сильным, не будет сильным, не сегодня, не сейчас, не как в Кобэ, не как в двадцать третьем[86], не сегодня, не здесь. «Калпис» ручейками растекается по истомившемуся от жажды тротуару. Бунтаро как-то говорил, что сейсмические волны землетрясения бывают продольными и поперечными. Продольные – это еще ничего. А поперечные ровняют города с землей. Но как отличить одно от другого? Какая разница – просто пусть оно прекратится!

Землетрясение прекращается.

Я выпрямляюсь, заново рожденный, лишенный дара речи, еще не совсем в это веря. Тишина. Дыши. С небес струится облегчение. Люди включают радиоприемники, чтобы выяснить, это локальный толчок, или Иокогама или Нагоя уже стерты с карты Японии. Поднимаю банку «Калпис» и закуриваю новую сигарету. И вдруг вижу – и не верю своим глазам. Напротив, через дорогу – проход. Он ведет в здание и упирается в лифт. Рядом с лифтом табло. На табло, рядом